«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 5%

Спасаемся в шхерах

         Сентябрь в Питере бродил буйно. Волнения в высших учебных заведениях расценивались матросами как "первая задирка революции"; шумы этой задирки глухо доносились до Кронштадта, и их чутко улавливало матросское ухо. Глухое ворчание в рабочих массах, на которое опиралось студенческое бунтарство, тревожило напряжённое матросское чувство. Матросня распоясывалась, кипела и плескалась через край.
         Гнездом студенческого брожения был Технологический институт. Студенты густо набились в нём и жужжали, как осы. Кругом института рабочие, казаки, драгуны, полиция и прочая столичная масса тоже гудели и волновались.
         Полиция пыталась действовать по-старому рьяно, но окружающие настроения охлаждали её пыл. Казаки держали себя так, что надеяться на них было рискованно; драгуны тоже энтузиазма к расправам не проявляли. Одним словом, было много шума в институте, ещё больше кругом института. "Задирка" развёртывалась вовсю, с заводов и фабрик откликались неурочные, волнующие гудки.
         Флотские экипажи, некоторые гвардейские полки - Преображенский, Московский, Финляндский, армейский Александро-Невский и другие - не только не могли быть двинуты на помощь полиции, но требовали за собой особого надзора. Командному составу этих частей приходилось ставить перед собой задачу: во что бы то ни стало удержать свои части в казармах и не дать им выйти на улицу. Полицейские посты отодвинулись с перекрёстков к сторонке.
         Мальчишеский задор вместе с толпами рабочих врывался на широкие проспекты и нарушал их благопристойность. В сумерках старого дня сверкали молодые зарницы. Рассекая мутные волны Балтийского моря, "Полярная Звезда", делая двадцать два узла в час, поспешно уносила "царствующий дом" от беспокойного города в спокойные воды финляндских шхер.
         Я стою на вахте уже двенадцать часов, моя "француженка" в неустанном беге поёт своё - четыре тысячи оборотов в минуту; щётки динамо, злобно брызгаясь синими искрами, жадно впивают в себя электрические токи. Соколов, опершись на наглухо закованный в чугун "Феникс", дремлет. Уже пятнадцать человек кочегаров и машинистов выбыли из строя, не выдержав жары глубоких колодцев кочегарок и накалённой ворочающейся стали гигантов-машин. Небоевые вахты послали на их место замену. Наш капрал Маковский, жирный белобрысый, кляузный и трусливый человек, тоже мучился с нами, тихонько трогая за плечо Соколова и плаксиво просил:
         - Соколов, голубчик, не спи, скоро приедем, сменишься, уснёшь.
         Соколов просыпался, смотрел мутными глазами, на Маковского и сонно говорил:
         - Шкура, уйди,- отвёртывался и опять засыпал, уткнувшись на вздрагивающий чугун "Феникса". Маковский трусливо на него смотрел и шёл к трапу караулить, чтобы не наскочил дежурный офицер. Я мочил себе голову холодной водой и крепился. Капризная "француженка" не позволяла дремать,

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»