«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 65%

         Латвийское руководство в конце 1930-х гг. занимало противоречивую позицию в отношении активности балтийских немцев: с одной стороны, ставилась задача по снижению их влияния на общество и экономику страны (при этом политуправление внимательно следило за умонастроениями в местной немецкой среде), с другой стороны, реальных действий по преследованию пронацистских организаций и агитаторов не велось из-за опасений "внешнеполитических осложнений" (Там же, 607 lpp). Обострял ситуацию тот факт, что проводимая Улманисом и Мунтерсом "дипломатия кульбитов" давала немало примеров откровенного заигрывания с гитлеровской Германией, которые подбадривали балто-немецкую общину в ожидании "больших событий". Так, всплеск восторженных эмоций в ее рядах вызвал визит в Ригу германского крейсера "Кельн", состоявшийся 28 мая - 3 июня 1938 г.
         Подобные провокационные жесты отмечались и в 1939 г. Видный латвийский политик Маврик Вульфсон, инициировавший дискуссию вокруг пакта Молотова-Риббентропа с трибуны Верховного Совета СССР, в 1989 г., не обошел вниманием следующий сюжет: "22 мая 1939 г. пышно отмечалась годовщина освобождения Риги от большевиков в 1919 г. В этом празднике вместе с освободителями-ландесверовцами участвовали и части СС, специально прибывшие на военных кораблях из Германии. По существу, это был вызов не только большинству антигермански настроенного населения Латвии, но и западным союзникам" (Вульфсон M. 100 дней, который разрушили мир: Из истории тайной дипломатии. 1939-1940. Рига, 2001. С. 69). Добавим к этому, что и Советскому Союзу - в первую очередь.
         В воспоминаниях левого социал-демократа Яниса Гринвалдса также запечатлена картина засилья нацистов: "Покоя мне не давали увиденные летом 1939 г. немецкие демонстрации на Рижском взморье. В воскресное послеобеденное время прямо вдоль берега, вопреки запрету автомашинам ездить по пляжу, мимо нас проехали несколько германских машин со свастиками. Местные немцы бесновались в восторге, крича - хайль, хайль, Гитлер, хайль! Обнимались со слезами на глазах - слезами радости. Это было жуткое предостережение нам. Гитлер готовился прийти, и его ждали - больше чем верующие своего мессию. Мы не могли так спокойно ждать, как улманисовская клика. Наши собственные силы здесь не позволяли играть значительную роль. Надежды на спасение мы ожидали от Москвы" (Grinvalds D. "Ка es redzeju tas lietas": Mana teva Jana Grinvalda dienasgramata. 1940-1945. Riga, 2002. 54 lpp).
         Встречные ожидания "еврейско-коммунистического террора" в отношении балтийских немцев, рассчитывавших на скорый приход нацистских войск, стали одним из поводов для решения Гитлера о репатриации. Другие мотивы были связаны с потребностями укрепления военно-экономического потенциала рейха за счет "арийских" переселенцев, освоения захваченных земель на западе Польши и нежелания оставлять "своих" в странах, где сворачивалась зона влияния Германии в соответствии с секретным протоколом пакта Молотова-Риббентропа.
         28 сентября 1939 г. в Москве Риббентроп среди прочего подписал особый протокол, в котором содержались обязательства советской стороны не препятствовать выезду в Германию граждан рейха и лиц немецкого происхождения с территорий советской сферы интересов, а также вывозу их имущества. Берлин, в свою очередь, брал на себя подобные обязательства в отношении украинцев и белорусов, оказавшихся в зоне германского контроля.
         Латвийские историки считают, что этот протокол не имеет прецедента в истории международных отношений - два диктатора, Сталин и Гитлер, в качестве объекта секретных договоренностей рассматривали граждан, проживавших в других суверенных государствах (Bleiere D., Butulis I., Feldmanis I., Stranga A., Zunda A. Latvija Otraja pasaules kara (1939-1945). Riga, 2008. 134 lpp). Однако примеров договоренностей относительно граждан третьих стран хватает и в современном Европейском союзе (от закрытых списков стран, граждане которых подлежат особому контролю при выдаче виз и въезде в Шенгенскую зону, до условий введения "голубой карты" - аналога американской "гринкарты"). Трагизм ситуации 70-летней давности заключался в том, что никакой добровольности переселения в действительности не было.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»