«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 80%

         В формировании южной дуги нестабильности, все плотнее сжимающей Россию на этом направлении, гражданской войне 1992-1993 годов в Таджикистане принадлежит исключительная роль, связанная с особым геополитическим положением. По мнению иных, Таджикистан можно даже назвать "геостратегическим нервом планеты"; чрезвычайно высоко, с позиций уже историософских, оценивал значение Памира для судеб России великий русский философ Николай Федоров. Вот почему, парадоксальным образом, я сочла возможным рассматривать их не изолированно, но но их "гулкому" резонансу, в контексте общего процесса, развивающегося но южной дуге.
         И как в 1990-1993 годы кому-то потребовалось придать острому, но все-таки в начале мирному, гражданскому конфликту такой масштаб и формат, который позволил бы превратить его в зону сплавления "Афганистана" с территорией СНГ, так после Хасавюрта в ту же матрицу уже открыто начал отливаться процесс в Чечне.
         Правда, еще в 1992 году в Боснии миротворцами был задержан самолет неизвестно зачем прибывшего туда Дудаева, который был освобожден после телефонного звонка Ельцина. Об этом в "Экспресс-хронике" сообщил в сентябре того же года грозненский ее корреспондент Дмитрий Крикорьянц, зверски убитый спустя полгода. Расследование ни к чему ни привело, и удивительное равнодушие ко всей этой темной истории выказали российские, столь шумные в других случаях, правозащитники, чьим изданием традиционно являлась "Экспресс-хроника".
         Очевидно, "исламистские" связи ичкерийского руководства начинали простраиваться уже в ту пору; и, возможно, уже в ту пору родилась - или уж, во всяком случае, зародилась - ныне зарегистрированная на территории США "Американская служба по делам Боснии и Чечни", информация о которой появилась на страницах марокканской газеты "Аль-алям" уже весной 2001 года. Генерал Дудаев, в феврале 1992 года давая пространное интервью "Независимой газете", педалировал все же первую составляющую явления "демоислама".
         Советскую власть он корил за то, что она будто бы лишила чеченцев возможности "по-настоящему" знать, "что такое действительно литература, живопись, классическая музыка", и утверждал, что новое руководство Чечни намерено строить свою политику "на основе международного права, демократических принципов..." В том же духе был выдержан и ответ на вопрос о предпочтительной, на взгляд Дудаева, модели государства для Чечни. "Это - светское, конституционное государство с равными правами и возможностями для всех граждан. С раскрепощенными душами, независимо от вероисповеданий, политических принципов и национальности".
         Иное дело, что нарисованный образ уже при Дудаеве не имел ничего общего со складывающейся реальностью, о чем достаточно сказано выше; однако общедемократическая риторика все-таки на том этапе еще представлялась необходимой. И хотя начавшаяся в 1994 году война уже ввела в оборот тему газавата и соответствующую ей фразеологию, все же решающий поворот в сторону исламизма как отныне официальной идеологии Республики Ичкерия был осуществлен уже после смерти Дудаева и после заключения Хасавюртовских соглашений.
         Сцены публичных наказаний палками, которые в изобилии - и, надо сказать, без особого негодования - транслировались российским телевидением, именующим себя демократическим, были лишь внешним проявлением радикального политического сдвига в Чечне. Ибо уже в том же 1996 году исполняющий обязанности президента Зелимхан Яндарбиев, в свое время так тесно связанный с латышским Народным фронтом, издал указ, отменяющий действие на территории Чечни советских и российских законов, ликвидировал светские суды, создал Верховный шариатский суд и районные шариатские структуры. При этом, отмечает Вахит Акаев, директор НИИ гуманитарных наук ЧРИ, законодательной базой шариатских судов стал Уголовный кодекс-шариат, переписанный с суданского Уголовного кодекса. Разумеется, при столь определенно выраженной ориентации сторонники ваххабитов (ваххабизм - одно из направлений в исламе, являющееся основой официальной идеологии в Саудовской Аравии; нередко его именуют "исламским пуританизмом", так как ваххабизм отрицает культ реликвии, могил имамов и пиров и т.д.; на постсоветском пространстве, начиная с Таджикистана, импортируемый ваххабизм стал средством дискредитации местных мусульман как "нечистых". Политической его функцией является - на территории СНГ и РФ - разрушение сложившихся в советский период навыков социального поведения и ориентации на Россию) сразу же заняли ряд ключевых позиций в судах, правительстве и вооруженных силах Чечни. Это их политическое укрепление, усилив и без того присущую им идеологическую и религиозную агрессивность, привело к резкому обострению отношений между ними и большей частью чеченского общества, привыкшей одновременно и к традиционному, гораздо более мягкому и гибкому (а на взгляд многих, и более чистому) исламу, и к современным светским нормам судопроизводства и социального регулирования в целом.
         "На митингах, организованных оппозицией в Грозном в 1997-1998 годах, - сообщает Вахит Акаев, - А. Масхадова обвинили в том, что он окружил себя ваххабитами, а в принимаемых резолюциях выдвигались требования отставки министров-ваххабитов" ("Родина", соч. цит., с. 177). Напряжение внутри чеченского общества было так велико, что Масхадов вынужден был дистанцироваться от ваххабитов и в одном из телевизионных интервью заявил, что "некто Абдуррахман (араб из Саудовской Аравии) - эмир ваххабитов в Чечне - одобряет похищения людей и получение за них выкупа". Указом президента были лишены звания бригадных генералов А. Бараев и А. Меджидов, реформированы возглавляемые ими шариатские структуры, признаны персонами нон грата иностранцы, работавшие в шариатских судах Чечни.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»