«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

прочитаноне прочитано
Прочитано: 31%

Траянов вал


         В один из ноябрьских дней 1924 года парламент королевской Румынии гудел и волновался: в сенате шли бурные прения по вопросу о том, как понимать новый и, несомненно, "коварный" ход Москвы - создание ею Молдавской, или, как нередко говорили тогда, Молдаванской республики (МАССР в составе УССР). Притом - на левом берегу Днестра, на территории, никогда не входившей в состав Молдавского княжества со времени его основания в XIV веке; и на протяжении всей недолгой жизни самого румынского государства никогда не являвшейся объектом каких-либо притязаний с его стороны.
         "В какой мере, - встревоженно вопрошал сенатор Гиванеску, - можно считать серьезной Молдаванскую республику, находящуюся на берегу Днестра, в Подолии и на
         Херсонщине (курсив мой - К.М.). Я задаю этот вопрос, чтобы быть точно информированным относительно солидности этой республики и о тенденциях Русского государства, обозначаемых созданием этой республики".
         Особую озабоченность высказал бывший министр Бессарабии Болос, хорошо осведомленный о положении дел и состоянии умов на этой еще недавно входившей в состав Российской Империи правобережной территории Днестра, от Румынии отделявшейся Прутом: "В Бессарабии господствует глубокое недовольство теперешней администрацией. Повсюду говорят только о злоупотреблениях и мошенничествах. На селе румынское слово пробивает себе дорогу с большими затруднениями. Работа в этом направлении почти совсем не велась".
         Успокаивая возбужденное собрание, премьер-министр К. Братиану иронически и, как показало будущее, весьма дальновидно заметил: "Я не хочу останавливаться сейчас и здесь на тех намерениях и расчетах момента, из-за которых такая республика была образована. Я хочу рассмотреть этот вопрос с более общей и дальней точки зрения. Мы (румыны) не можем быть озабочены, а наоборот, можем только радоваться, что соседнее государство признало, что в наших территориальных притязаниях мы не пошли так далеко, как следовало бы" (курсив мой - К.М.).
         Стенограмма фиксирует здесь "шумные аплодисменты", и они действительно были заслужены. Своим выступлением Братиану заронил в общественное сознание Румынии - да, пожалуй, и Европы (и даже вернее всего, что он и ставил перед собой такую цель, потому что еще раньше, сразу после создания МАССР, заявил в интервью парижской "Temps" 12 сентября 1924 года: "Румыния счастлива видеть, что Советское правительство признается в настоящее время конкретным образом, что на восток от Днестра еще живет население в 400 тысяч румын, что позволяет создать настоящую молдавскую республику. И это еще раз показывает мудрость румынской политики, которая, несмотря на то, что знает о существовании 400 тысяч соплеменников в области, распространяющейся по ту сторону Днестра до Херсона и на Восток от него (!), не имело никогда желания собрать это население в свои политические границы" (цит. по: "Начало большого пути. Сборник документов и материалов к 40-летию образования Молдавской ССР и создания Компартии Молдавии". - Кишинев, 1964 год) - мысль о том, что каковы бы ни были цели создателей МАССР, история может пойти своим путем. И новое политическое образование вовсе не обязательно всегда останется магнитом, втягивающим Бессарабию, а затем и Румынию в орбиту нового, сменившего Российскую Империю на просторах Срединной Евразии мегагосударства. Напротив, со временем, быть может, решение 1924 года послужит отторжению левобережья Днестра от российского, восточнославянского цивилизационного и политического ареала и втягиванию - впервые в истории! - в ареал западноевропейский, латинский в своей основе. И что Румынии в этом втягивании будет принадлежать ключевая роль.
         Тогда же, в 1924 году, газета "Лупта", близкая к военным кругам, сообщала: "Военные круги получили сведения, что единовременно с провозглашением республики не исключается возможность, что румынские села Заднестровья, недовольные большевистским режимом, решат отправить делегации к нам, чтобы заявить, что они на стороне Румынии". И дальше: "В случае советской пропаганды в Бессарабии для ее объединения с Заднестровской республикой Советы рискуют возбудить намерение перехода румынских сел Заднестровья на нашу сторону".
         Таким образом, сюжет грядущей драмы в основных своих чертах сложился именно в те осенние дни 1924 года, и весь он, как в ядре, сосредоточен в противостоянии двух приставок: "за-" и "при-". Когда левобережье Днестра именуют Заднестровьем (Транснистрией), это означает, что за точку отсчета принимается Румыния, движущаяся на восток не только от Прута, но и от Днестра. Именование же его Приднестровьем подразумевает иное: точкой отсчета в таком случае является Россия, движущаяся на юго-запад, в Причерноморье, и включающая в себя земли, прилегающие к Днестру с востока. Ядру этому еще предстояло детонировать взрыв. Годы, прошедшие с той далекой осени, - годы, которые вместили в себя и катастрофу Второй мировой войны, и дорогой ценой оплаченную послевоенную стабильность Европы, застывшей в казавшихся уже незыблемыми границах, - к началу последнего десятилетия XX века сделали волнения, сотрясавшие 60 лет назад этот уголок Европы, где Карпаты сходятся с Балканами, далекими и какими-то игрушечными, словно интриги средневековых немецких дворов.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»



 
Яндекс цитирования Locations of visitors to this page Rambler's Top100