«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 26%

         Старший брат в 1943 году ушёл в семнадцать лет добровольцем в армию. В апреле 1944 года отцу удалось, благодаря опыту работы на Украине и знанию украинского языка, получить назначение в освобождённую часть Украины. Выехали из Мари-Турека 4 апреля 1944 года. Кругом ещё лежал глубокий снег, а по ночам здорово подмораживало. Ехали на двух санях, нагруженных домашним скарбом, в том числе, конечно, классическим бабушкиным сундуком. Друзья пришли проводить меня. Генка Неверов - сын директора школы, погибшего под Харьковом в сорок втором, подарил мне самое дорогое, что у него было, - ножовку по дереву. Я не хотел брать, зная, как она ему дорога, но он мне всё же её вручил. До места назначения добирались целый месяц. Сначала - трое суток по большаку на санях до Йошкар-Олы, столицы МА ССР. Сани наши не раз опрокидывались в сугроб, и мы все летели в него: отец, мать, бабушка, трёхлетний младший братишка и я, двенадцати лет. Когда замерзали - бежали за санями. Но было начало апреля, и солнце днём начинало уже изрядно пригревать, так что в Йошкар-Олу (Красный город) уже въезжали по воде. Наши измождённые лошади с трудом тащили сани по растаявшим, покрытым конским навозом, разбитым улицам Йошкар-Олы. Оставив нас у наших давних друзей по Мари-Туреку Решёткиных, отец поехал сдавать багаж и определять на ночлег конюха и лошадей, которым па следующий день предстоял обратный путь длиною в сто километров.
         Мы в зелёном плацкартном вагоне пассажирского поезда Йошкар-Ола - Казань. Последний раз я ехал по железной дороге в двухлетнем возрасте и, естественно, ничего не помнил. Станция Казань. Через многочисленные пути пробираемся в эвакопункт. Согнувшись, пролезаем под вагонами товарняков. И вдруг - перед нами оскаленная морда огромной овчарки, рвущейся с поводка. Кругом солдаты-конвоиры с автоматами на изготовку. Ещё две сторожевые собаки. И люди, сидящие рядами с руками за голову. Все в серых ватниках и серых поношенных шапках. Их лица также землисто-серые. Вагон с решётками на окнах. Люди сидят лицом в нашу сторону и смотрят на нас впалыми глазами; начальник конвоя, яростно размахивая руками, что-то нам кричит, но слова его заглушаются шипением пара от проходящего паровоза. Отец, мать, бабушка и мы с братом размещаемся на ночь в эвакопункте - в огромном зале коек на пятьдесят. Ночью не спится. Тревожно кричат паровозы. В свете прожекторов медленно проползает поезд с платформами, на которых стоят огромные махины танков жёлтого и зелёного цвета - немецкие "тигры", "пантеры" и "фердинанды". Многие машины зияют чёрными отверстиями, борта в саже, развороченные башни. Солдат без руки, приподнявшись на койке, сказал мне, что это немецкая техника с полей Курской битвы. Теперь она направляется на переплавку на заводы Урала.
         То пассажирскими, а то и товарными поездами мы пробирались на Украину. Подолгу простаивали на запасных путях, пропуская воинские эшелоны. Поездам этим всегда давали зелёный свет. Всё больше ощущалось дыхание войны.
         Пенза I, Пенза II, Рузаевка, станция Лиски Воронежской области - это уже территория, где был остановлен враг. Кругом воронки, стреляные гильзы от зенитных пулемётов. Украина, Харьков. Вокзал - сплошные руины. Где-то из стены под этими руинами торчит кран, а из него непрерывной струйкой течёт вода. Умываются обнажённые по пояс солдаты. Водопровод уже работает, хотя кругом всё начисто разрушено. У водоразборных колонок стоят очереди за водой с вёдрами, банками, бутылками. Пирожки!!! Прямо на улице! Этакие большие пирожки! Просто огромные! И дешёвые! Пирожки с фасолью, с картошкой! Варёная картошка со сметаной! Вволю! Такого изобилия в еде мы давно не видели! Такого богатства! Таких деликатесов! В растерзанной, разграбленной, недавно освобождённой Украине и вдруг - с едой так вольготно! А огромный "блошиный" рынок Харькова! Там было всё - от кильки до хромовых сапог, порой на картонной подошве, искусно сделанной под кожу: выйдешь из дому в дождливую погоду, а домой вернёшься в одних голенищах. Море людей. И над всем этим скопищем людским скорбные звуки трубы: слепой музыкант, уставившись в небо незрячим взглядом, играл "Ермака". Играл искусно. Обожжённое, всё в шрамах лицо его становилось багровым от натуги. Люди стояли и слушали, клали деньги в его засаленную кепку.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»