«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 35%

         Дружественные отношения, возникшие между нами, тихий вечер, свет и тепло костра совершенно успокоили Александра Петровича; он говорил, не опасаясь, что его неверно поймут, высмеют. Я наслаждался его простой и здоровой речью; так говорили те, кто жил здесь; их язык был доступным и емким.
         О Русь моя! Из меня, как из куска русского железа, в городах наших, пропахших духом иноземным, соблазнившихся на него, пытались выковать нерусское изделие; и я совсем уже было продался: забыл то, чего не давали мне знать, ушел оттуда, где не был; я не смотрел на сокрытое, не вслушивался в неслышимое, не стучался в запертые кем-то двери... Почти, уже почти я принял за тебя, Русь, городской суд о тебе, гордость за тебя почти променял на чванство тобою. Но где ты была? Что от тебя оставили?.. Где жители твои? Где леса и чистые воды? Где мудрость и святость? Мудрейших истребили. Останки твои, как мощи, ссыхались средь невежества и дикости, в осмеянии, презрении и поругании.
         И вот пришел я поклониться мощам твоим. Пришел в урочище, где жили "химеры". Не видно мне смердящих городов отсюда. Какой год? Какой век на дворе? Не знаю я... Здесь травы и ветви, птицы и насекомые все те же, что и тысячу лет назад. Как снаряд, брошенный огнем в поднебесье, одолевает земное тяготение, лишь пока он быстр, так и мы, ослепленные и упоенные движением, оставляем землю, пока огонь молодости мчит нас, но приходит раздумье, предтеча мудрости, и стремимся мы обратно, и льнем к оставленному, припадаем к ключам твоим после дальнего пути.
         Так и я вернулся туда, где не был, и спала с меня инородная окалина, и, падший, взирал я на древние тлевшие небеса и текущие туманы. Прости меня, мать. Я у ног твоих...

* * *

         Невероятно длинный день сказывался: утомление прекратило наш разговор, умиротворение заполняло нас, делая слова ненужными. Мы смотрели в огонь. Кричал коростель. Поздний ужин был готов, но я не смел нарушить задумчивость Гусева. Становилось прохладно.
         - Ну что, Валерий, пора ужинать - да на покой...
         Мы зашевелились, принесли из домика посуду, разложили в нее варево. Я сел, но Александр Петрович продолжал стоять в какойто нерешительности.
         - Садись, Александр Петрович...

Александр Петрович Гусев

         - Да вот, - смущенно проговорил Гусев, - не знаю, как ты отнесешься к этому... Давно я здесь не был... Может, отметим немного приезд? Есть у меня...
         - А что ж... Давай, Александр Петрович.
         Гусев сходил в избушку.
         - Не попробовать ли нам шпунтика? - спросил он.
         - Что это такое?
         - А вот раньше здесь напиток такой применяли, чтоб и не хмельному быть, и согреться как следует. Давай кружку. - Гусев бросил в кружки по кусочку сахару, влил горячий чай и добавил водки. - Ну, за что же выпьем?
         - За твое возвращение, Александр Петрович...
         -...и за начало работы!
         Мы чокнулись. Со шпунтика, действительно, захмелеть было трудно: вкус напитка не воспалял стремления поглощать его, но в животе разгорелся и пополз по жилам огонь, снявший усталость и отогнавший ночную прохладу...

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»