«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Прочитано: 71% |
Костлявого сравнение с мусором глубоко оскорбило. Литровый тюремный тромбон с кипятком опустился Сереге на голову. Тот, взвизгнув как баба, вцепился Костлявому в глотку. Сокамерники на нарах радостно заворочались - какое-никакое, а развлечение. Такой себе светленький лучик в царстве беспробудной Тоски. Будет о чем поболтать на протяжении двух-трех недель, пока опять что-нибудь не случится.
Как ни крути, а внешняя сторона тюремной жизни невероятно бедна. Если выбросить из нее занятия спортом и чтение, то не приходится удивляться тому, что многие арестанты воют на лампочку под потолком, как волки на луну. Развлечений-то никаких, а тюремные игры можно пересчитать по пальцам.
На Лукьяновке, в отличие от подольского КПЗ, разрешено играть в шашки и шахматы. Сиди себе спокойно и играй, если, конечно, повезет с партнером, потому как в шашки играть любят далеко не все, а что касается шахмат, то их не зря называют интеллектуальной игрой. С интеллектом же, как ты сам понимаешь, в тюрьме напряженка. Сокамерники, с которыми по-настоящему было бы интересно играть, встречаются чрезвычайно редко. Пожалуй, за всё время я столкнулся только с одним таким человеком.
Когда я сидел в ИВС на Подоле, к нам в камеру бросили на несколько дней дедулю, игравшего в шахматы, как минимум, на уровне мастера спорта. Тихий седовласый старичок, по профессии - учитель пения. Когда мы его впервые увидели, то у всех невольно вырвалось:
- Дедуля, а тебя-то за что?
Старичок грустно вздохнул и, ангельски потупив взор, высокопарно изрек:
- Я жизнь посвятил школе и детям. За это и поплатился. Пал жертвой интриг.
После такого ответа я сразу же почувствовал себя сидящим за школьной партой. Захотелось встать и спеть гимн Советского Союза.
Лица сокамерников погрустнели. Появление скромного учителя пения не предвещало ничего хорошего. Слишком уж не вписывался в местные декорации педагог, "посвятивший себя школе и детям". Грешным делом мы заподозрили в нем сексуального маньяка-некрофила. Внешность дедули по всем параметрам вписывалась в категорию граждан-тихонь, способных из любви к искусству прикончить домочадцев, а затем, превратив дорогих сердцу людей в гобелены, развесить их на стенах. Так сказать, на долгую память.
Вместе с тем, оказалось, что дедуля совсем не маньяк и очень даже преприятнейший в общении человек. Заточенной об дверной косяк ложкой мы вырезали на деревянном настиле, служившим нам одновременно и кроватью, и полом, шахматную доску, а фигуры нарисовали на кусочках бумаги. Поначалу ничего не получалось - мы постоянно путали фигуры и не могли сосредоточиться на игре, затем привыкли к "временным" неудобствам и играли так, словно это были обычные шахматы.
Не знаю почему, но надзирателям совершенно не нравилось то, что мы играем в шахматы. Видите ли, это запрещено тюремными правилами. Они что-то там орали из-за двери по поводу карцера, грозились лишить передачи, а во время утренних обысков отбирали "шахматные фигуры". Мы рисовали фигурки по новой и, как ни в чем не бывало, продолжали играть. На крики сторожевых псов учитель пения реагировал на удивление спокойно:
- Собака лает, а караван идет. Расставляй фигуры. Нашли кого карцером удивить!
Затем, после нескольких ходов, добавил:
- Подумать только - эти кретины сидящих в тюрьме пугают тюрьмой! Натуральные дегенераты!
Агрессивная, рисковая манера игры дедули совершенно не соответствовала ни его внешности, ни поведению в камере. Очевидно, она была отражением скрытых черт характера. Тщательно спрятанных от посторонних глаз и невидимых во время ежедневного общения. Помню, однажды, когда дедуля поставил мне мат, я заметил на какую-то долю секунды странный блеск в бездне его глубоко посаженных глаз. Такой взгляд невозможно было перепутать с другим. Он брал начало в глухих лабиринтах человеческого естества и лишь изредка, на короткое время, выскальзывал наружу. Это был взгляд сильного, уверенного в себе хищника. Незачем было смотреть на доску, чтобы понять, кто выиграл, а кто проиграл - взгляд, высокомерно скользнувший по камере, сам сказал обо всем.
Дедуля не лгал, когда говорил, что посвятил жизнь школе и детям. Он в натуре работал преподавателем в общеобразовательной школе. Обладая несколько романтическим складом ума, учитель пения втайне мечтал состариться и умереть на рабочем месте. Подобно актерам, умершим прямо на сцене во время спектакля и обязательно при большом скоплении народа.
Однако директор школы на сей счет был совершенно иного мнения, и как только учитель пения достиг почтенного возраста, как его тут же с почетом вытурили на пенсию. Всевозможные мольбы и долгие, тягостные разговоры о том, что "...я ещё полон сил и без учеников мне не жить..." ни к чему не привели. Директор взял на освободившееся место свою любовницу - симпатичную выпускницу консерватории, а бывшему коллеге четко и ясно сказал, что пора отдохнуть и "...пожить в свое удовольствие...", а в случае чего - "... займитесь репетиторством или выращиванием помидоров на приусадебном участке...".
Чего-чего, а подобного поворота событий учитель пения ну никак не ожидал. Он свято верил в то, что без него данное учебное заведение существовать просто не сможет. Однако, стены не рухнули, потолок не обвалился, а ученики и коллеги восприняли отправку старика на пенсию как нечто само собой разумеющееся.
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
| ||||||||