«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

прочитаноне прочитано
Прочитано: 62%


         Тюремная камера - словно общий вагон остановившегося в темноте поезда. Люди коротают время за спорами, ссорами, разговорами, воспоминаниями, но, если брать по большому счету, каждому из пассажиров глубоко плевать на судьбы случайных и не случайных попутчиков. У каждого своя судьба, своя, не похожая ни на чью, дорога домой.
         Интересно, а как ты поступишь, если ради того, чтобы выйти из вагона, необходимо будет растолкать пассажиров, стоящих возле выхода из него? Будешь ли ты церемониться со своими попутчиками? Будут ли они считаться с тобой, если им придется выбирать между твоей, чужой для них жизнью, и такой долгожданной свободой? Те, с кем ещё вчера ты делился последним куском хлеба? С кем ел, пил, мечтал, строил планы на будущее? Не лучше ли подумать об этом сейчас? Мало ли что может стрястись в этой жизни... Когда Судьба поставит нас перед выбором, времени для раздумий не получит никто.

Глава 12. Как относиться к сокамерникам

"В Раю такой климат!.. Но в Аду такая компания!.." (мысли вслух).


         В повседневной жизни люди нередко произносят слова: " Это мой мир". Невероятно простая, на первый взгляд, фраза слетает с уст привычно, легко. Обычно никто не задумывается над её смыслом, над тем, что именно входит в понятие "мой" или "наш" мир. Что? Может быть, вещи, к которым привыкаешь за долгие годы или один и тот же до тошноты надоевший вид из окна, без которого вдруг становится невообразимо горько где-нибудь на другом конце планеты?
         Иногда постороннему человеку трудно понять, зачем беречь, казалось бы, бесполезную вещь, вместо того, чтобы выбросить её на свалку. Ему не понять, что ты хранишь не вещь, а воспоминания и мечты, материализованные в этом, как правило, ничего не значащем с точки зрения денег предмете. Дети насмешливо смотрят на старые вещи, воспринимая их как причуды стареющих родителей. Старики же смотрят на вещи и видят в них, словно в экране телеэкрана, часть своей, уже прожитой жизни. Чем старше становится человек, тем сильнее он прирастает к вещам, тем больнее ему расставаться с ними, словно он расстается не с предметами быта, а с самой Жизнью.
         Предметы, словно острые спицы, на которые нанизываются мгновения, дни, годы, каждый наш шаг на земле... Впрочем, все эти вещи были бы ничто, если бы они не являлись декорацией для людей, населявших или населяющих в настоящее время наш мир. Люди - главная и чуть ли не единственная составляющая вышеназванного понятия. Именно от окружающих нас людей зависит, во что превращается земной путь - в сказочный Рай или в преддверие Ада.
         Я очень хорошо помню свой первый день в Лукьяновской тюрьме, когда после ряда унизительных процедур наподобие полуторачасового обыска, снятия отпечатков пальцев, фотографирования, прожаривания одежды в специальной доисторической камере (чем-то похожей на ту, в которой сожгли Сергея Лазо), медицинского осмотра и сидения в прокуренном каменном склепе, меня завели в огромный пустой коридор и оставили одного. Надзиратель равнодушно кивнул: "Иди" (словно я знал, куда мне идти), а сам побежал куда-то по своим делам.
         За время нахождения в камере предварительного заключения я, как оказалось, успел отвыкнуть от такого огромного пространства, каким мне показался в тот осенний день тюремный коридор. Я неторопливо шел по бетонному полу, удивляясь, что меня ведут не в наручниках и без усиленной охраны с разных сторон. Откуда-то справа, сверху падал солнечный свет, преломляясь сквозь тюремные решетки и замазанные краской стекла, покрытые замысловатым узором из налипшей грязи и пыли. Слева - тяжелые, железные двери камер, из-за которых не доносилось ни звука. Я шел в пьянящей, оглушающей тишине. Никогда ранее я не испытывал такого пронзительного чувства холода, замешанного на удивлении. Ранее мне, как и многим другим, только казалось, что я знаю вкус одиночества. На самом же деле это ощущение было мне незнакомо. Тогда, в тюремном коридоре Лукьяновской тюрьмы, я впервые ощутил, как дыхание одиночества прикоснулось ко мне. Словно величественная и надменно-холодная Снежная Королева прошла рядом со мной.
         Голос надзирателя донесся откуда-то из-за поворота:
         - Тебе сюда!.. Алло!.. Ты где?
         Я пошел на голос. Было заметно, что пару минут назад попкарь второпях засосал стакан водки и теперь доброжелательно зажевывал её куском колбасы, приглашая войти в каменный гроб.
         - Теперь ты здесь будешь жить. Хе-хе... - как мог сострил тюремщик, запирая за спиной дверь.
         Первое, что бросилось в глаза, настороженные взгляды с разных сторон. Оно и понятно: в тюрьме отдыхают далеко не самые миролюбивые граждане планеты Земля. Практически любой арестант, кем бы он ни был, является источником потенциальной опасности для всех остальных. Мало ли что кому взбредет в голову на нервной почве? Естественно, ни о какой психологической совместимости арестантов не может быть и речи. Только злость и раздражение, умноженные на замкнутое пространство.
         Нетрудно догадаться, что с тюремных нар на меня смотрели отнюдь не прототипы героев книг из серии "Жизнь замечательных людей". Подавляющее большинство коллег по несчастью - процентов эдак на девяносто-девяносто пять - это серая, безмозглая масса, не представляющая ни малейшего интереса с точки зрения перспективы её изучения. Изучать здесь нечего. Это опустившееся быдло, неудачники от рождения и остающиеся таковыми до конца своих дней. Они были никем на свободе, таковыми они остаются, находясь за тюремной решеткой. Наблюдать со стороны, как эти великовозрастные щенки играют в тюрьму, надувают щеки и пытаются корчить из себя тюремных авторитетов, просто смешно.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»



 
Яндекс цитирования Locations of visitors to this page Rambler's Top100