«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 32%

         "Чрез-себя-бытие" независимого индивида чуждо общности. Даже когда такие индивиды собираются в гражданское общество (ассоциации по расчету, для защиты своих интересов), то это ассоциации меньшинств. Вебер цитирует авторитетного автора пуританского богословия: "Слава Богу - мы не принадлежим к большинству" (52, с. 228.). Наоборот, человек традиционного общества стремится быть "со всеми": "Без меня народ неполный" (А. Платонов).
         М.М. Пришвин записал в дневнике 30 октября 1919 г.: "Был митинг, и некоторые наши рабочие прониклись мыслью, что нельзя быть посередине. Я сказал одному, что это легче - быть с теми или другими. "А как же, - сказал он, - быть ни с теми, ни с другими, как?" - "С самим собою". - "Так это вне общественности!" - ответил таким тоном, что о существовании вне общественности он не хочет ничего и слышать" (92).
         Позиция этого рабочего нам понятна и привычна, как нечто естественное. На самом деле это - продукт своеобразной культуры, в данном случае русской. Она непонятна и противна человеку, проникнутому индивидуалистической культурой (например, английской). Вот, Энгельс пишет в 1893 г. о русской армии: "Русский солдат, несомненно, очень храбр... Весь его жизненный опыт приучил его крепко держаться своих товарищей. В деревне - еще полукоммунистическая община, в городе - кооперированный труд артели, повсюду - krugovaja poruka - то есть взаимная ответственность товарищей друг за друга; словом, сам общественный уклад наглядно показывает, с одной стороны, что в сплоченности все спасенье, а с другой стороны, что обособленный, предоставленный своей собственной инициативе индивидуум обречен на полную беспомощность... Теперь каждый солдат должен уметь самостоятельно сделать то, что требует момент, не теряя при этом связи со всем подразделением. Это такая связь, которая становится возможной не благодаря примитивному стадному инстинкту русского солдата, а лишь в результате умственного развития каждого человека в отдельности; предпосылки для этого мы встречаем только на ступени более высокого "индивидуалистического" развития, как это имеет место у капиталистических наций Запада" (93, с. 403).
         Описанный Энгельсом тип товарищеских отношений стягивал людей в самобытный русский народ, "созидал" его, воспроизводил его в каждом новом поколении. А в другой культуре народ может быть прочно собран из расчетливых индивидов, чья культура изжила "примитивный стадный инстинкт", дружбу и "взаимную ответственность товарищей друг за друга". Вебер приводит выдержки из канонических текстов кальвинистов. Бейли (1724) советует каждое утро, выходя из дому, представлять себе, что тебя ждет дикая чаща, полная опасностей. Шпангенберг настойчиво напоминает о словах пророка Иеремии (17, 5): "Проклят человек, который надеется на человека" (1779). Вебер пишет: "Для того чтобы полностью понять всю своеобразность человеконенавистничества этого мировоззрения, следует обратиться к толкованию Хорнбека о завете любви к врагам: "Мы тем сильнее отомстим, если, не свершив отмщения, предадим ближнего в руки мстителя-Бога... Чем сильнее будет месть обиженного, тем слабее будет месть Божья" (1666)" (52, с. 214).
         Люди с высоким уровнем "индивидуалистического" развития стягиваются в нации другими типами отношений, например, благодаря их рациональной деятельности по организации социальной помощи и благотворительности - даже если это делается не из любви, а из расчета и права. За полвека до этого по другому расчету и по другим законам отправляли бедняков в работные дома, благотворительность запрещалась. А в старой России "Домострой" учил: "И нищих, и малоимущих, и бедных, и страдающих приглашай в дом свой и как можешь накорми, напои, согрей, милостыню дай". Модернизация лишь придала этому порядку слабый европейский оттенок: Александр I в указе 1809 г. повелел бродяг отправлять к месту жительства "безо всякого стеснения и огорчения" - самим бродягам. В северных деревнях дома даже имели специальные приспособления в виде желоба. Нищий стучал клюкой в стену, подставлял мешок, и по желобу ему сбрасывали еду. Устройство находилось на тыльной стороне дома, вдали от окон - "чтобы бедный не стыдился, а богатый не гордился" (см. (94, с. 267).

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»