«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
Прочитано: 46% |
На взгляд премьера, ход событий вывел западные державы на более продвинутые к востоку рубежи и "демократиям" стоит на них закрепиться. Черчилль выступал против встречи в Потсдаме или созыва другой конференции, которая оформляла бы победу, отдавая должное вкладу в нее советского народа. По логике британского премьера, Западу давался шанс воспользоваться моментом, когда ресурсы Советского Союза были на пределе, тылы растянуты, его войска устали, техника изношена, и требовал бросить Москве вызов, понуждая подчиниться диктату англосаксов или испытать тяготы еще одной войны.
Подчеркну, это не спекуляция, не гипотеза, но констатация факта, у которого есть имя собственное. Черчилль отдал в начале апреля (по другим сведениям, в конце марта) приказ готовить в пожарном порядке операцию "Немыслимое". Дата начала войны приурочивалась к 1 июля 1945 года. В ней должны были принять участие американские, британские, канадские силы, польский экспедиционный корпус и 10-12 немецких дивизий. Тех самых, что держали нерасформированными в Шлезвиг-Гольштейне и в южной Дании.
Правда, президент Трумэн не поддержал эту, деликатно выражаясь, иезуитскую идею. Как минимум, по двум причинам. Общественность США не готова была принять такую циничную измену делу Объединенных Наций.
- Точнее, коварное вероломство.
- Да. Но, видимо, не это главное. Американские генералы отстояли необходимость продолжения сотрудничества с СССР до капитуляции Японии. Кроме того, американские военные, как, впрочем, и их британские коллеги, полагали, что развязать войну с Советским Союзом проще, чем успешно закончить ее. Риск казался им слишком большим.
И как рефрен, вопрос: как должна была действовать Ставка верховного главнокомандования СССР после поступлении соответствующих сигналов? Если угодно, Берлинская операция явилась реакцией на план "Немыслимое", подвиг наших солдат и офицеров при ее проведении был предупреждением Черчиллю и его единомышленникам.
Политический сценарий Берлинской операции принадлежал Сталину. Генеральным автором ее военной составляющей являлся Георгий Жуков. Ему же пришлось принять на себя критику за издержки развернувшегося на подступах к Берлину и в самом городе грандиозного сражения. Критика, отчасти, вызывалась эмоциональными причинами. Маршал Константин Рокоссовский ближе Жукова подошел к столице Рейха и, наверное, внутренне готовился принять ключи от нее. Ставка, однако, выдала Рокоссовскому другое задание. Похоже, Верховный предпочел военачальника с более крутым характером. Расстроенным, если не обойденным, оказался маршал Конев. Это я знаю со слов самого Ивана Степановича. В Берлинской операции ему была отведена как бы вторая роль...
- И к тому же в апреле сорок пятого он также подошел к Берлину ближе, чем Жуков...
- Так или иначе, выбор пал на маршала, слывшего правой рукой Главковерха. Соответственно, предстоящее падение Берлина добавляло блеска "полководческой славе самого", дирижировавшего этой правой рукой. Видимо, в те дни Сталин был еще не слишком восприимчив к щебету шептунов, которые вкладывали в уста Жукова реплики насчет его тяжких ошибок не только сорок первого года...
- Так, чем для нас был тогда Берлин?
- Штурм Берлина, водружение знамени Победы над рейхстагом были, конечно же, не только символом или финальным аккордом войны. И меньше всего пропагандой. Для армии являлось делом принципа войти в логово врага и тем обозначить окончание самой трудной в российской истории войны. Отсюда, из Берлина, считали бойцы, выполз фашистский зверь, принесший неизмеримое горе советскому народу, народам Европы, всему миру. Красная Армия пришла туда для того, чтобы начать новую главу и в нашей истории, и в истории самой Германии, в истории человечества...
Вникнем в документы, что по поручению Сталина готовились весной сорок пятого - в марте, апреле и мае. Объективный исследователь убедится: не чувство мести определяло намечавшийся курс Советского Союза. Руководство страны предписывало обращаться с Германией, как с государством, потерпевшим поражение, с немецким народом, как ответственным за развязывание войны. Но... никто не собирался превращать их поражение в наказание без срока давности и без срока на достойное будущее. Сталин реализовывал выдвинутый еще в сорок первом году тезис: гитлеры приходят и уходят, а Германия, немецкий народ останутся.
Естественно, надо было заставить немцев вносить свою лепту в восстановление "выжженной земли", которую они оставили в наследство после себя на оккупированных территориях. Для полного возмещения потерь и ущерба, причиненного нашей стране, не хватало бы и всего национального богатства Германии. Взять столько, сколько удастся, не вешая себе на шею жизнеобеспечение еще и самих немцев, "понаграбить побольше" - таким не слишком дипломатическим языком Сталин ориентировал подчиненных в вопросе о репарациях. Ни один гвоздь не был лишним, дабы поднять из руин Украину, Белоруссию, Центральные области России. Более четырех пятых производственных мощностей там было разрушено. Более трети населения лишилось жилья. Немцы взорвали, завернули в штопор 80 тысяч километров рельсового пути, даже шпалы переломали. Все мосты обрушили. А 80 тысяч км - это больше, чем все железные дороги Германии перед Второй мировой войной вместе взятые.
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
| ||||||||