«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 49%

         Все же такое энергичное "хлопотание" суггесторов вокруг эпицентров благ и удовольствий жизни, хотя и оказывается где-то в конечном итоге "бесцельным", тем не менее имеет для них и еще один свой важный позитив. При социальных отступлениях - резких снижениях жизненного уровня в результате стихийных бедствий, войн и революций (которые, к сожалению, бывают не только сексуальными или научными), наиболее приспособленными к столь внезапно изменившимся условиям оказываются именно суггесторы. Министры, нимало не сожалея о потерянном портфеле, организовывают тараканьи бега на базарной площади. Бизнесмены - потеряв все свои капиталы - делают прибыльный гешефт на перепродаже колбасы из конской падали. (Т.е. действительно: "особенностью мерзавцев 'как класса' является их необычайно быстрая адаптация к любой ситуации" (31)). Другие же виды, в особенности диффузный, менее приспосабливаемы к обрушивающимся на их головы страшным невзгодам, и поэтому все трагические последствия - в основном их удел: "пришла беда - отворяй ворота!".
         (Прибавление. Печальная гибель плодов социальных революций, точно так же, как и послевоенные безобразия во всех сферах общественной жизни до наведения должного порядка, происходят именно из-за резкого нарушения видового баланса претерпевших катаклизм обществ в пользу суггесторов - в силу их большей выживаемости. Войны (и особенно - гражданские) наиболее "выгодны" для суггесторов, ибо при этом возрастает их процентная численность в популяциях, впавших в невзгоды лихолетий. В то же самое время численность суперанималов в такие периоды "грозных годин" резко - как минимум, наполовину сокращается, т.к. они всегда грызутся между собой всем поголовьем, самозабвенно и непременно до чьей-либо окончательной победы, - из-за своей непреодолимой тяги к "великому делу борьбы". И вот, суггесторы, оказавшись на руководящих постах, да к тому же еще и без "должного" контроля и присмотра со стороны - погибших - суперанималов (смена из "резерва" приходит чуть позже), предаются самому беззастенчивому (естественно, хищническому!) использованию своего служебного положения, со всеми вытекающим отсюда безобразными последствиями, неся при этом обществу такие беды, от которых даже у потомков волосы встают дыбом, а у современников - подчас в ночь седеют.
         К слову сказать, знаменитый механизм "пожирания Сатурномреволюцией своих детей" (ее зачинщиков) действует очень просто и потому надежно, "без сбоев". Во время борьбы за власть хищные гоминиды по необходимости сбиваются в стаи. Но после ее захвата им уже нужно перестроиться: обрамить себя прихлебателями безопасного толка - недалекими, фанатично преданными диффузными "соратниками" или же "повязанными" суггесторами. Главенствующему же революционеру - "вождю стаи победителей" - требуется всего лишь несколько приспешников, к тому же постоянно грызущихся между собой "выслуживающихся". Поэтому начинается обязательная самовыбраковка: подсиживание и протаскивание на ограниченное количество вакантных мест своих "надежных людей". И естественно, что большинство включившихся в эту борьбу за место "на Олимпе" выбывает из нее "ногами вперед". Т.е. происходит не что иное, как формирование на вершине власти главной, "первой среди равных", асоциальной малой группы (того самого "тюремно-камерного социума") из большого числа достойных претендентов на места в одной-единственной правительственной камере.
         О гибели же диффузного вида, простых людей, в такие тяжкие времена даже и говорить-то столь же тяжко. Абсолютные цифры всегда просто ужасающи своей астрономичностью. "Натворившие дел" всячески стремятся утаить "численность": в этом и заключена вся их "совесть" - боятся все же! Создается такое впечатление, что людей в какие-то бездонные пропасти сталкивают миллионами, даже закапывать трупы сил у них не достает, поэтому самих же жертв заставляют рыть себе могилы: "Этот миллион туда же для ровного счета! Раздайте им лопаты!" Подобные жуткие времена катаклизмов и обильных общественных кровопусканий частенько высокопарно именуются "великими эпохами" (Великая Французская..., Великая Октябрьская...), и считается, что они порождают "под стать" себе и столь же "великих личностей". В действительности же в такие периоды вырываются из ослабевших социальных пут оппозиционные хищные гоминиды и начинают вытворять, сообразно своим "душевным устремлениям", чудовищные вещи, вовлекая в них и ведя за собой конформно-придурковатые диффузные толпы в направлении самозакапывания. Вот для них эти эпохи и вправду великие: для первых - организацией и зрелищем "великих", упоительных потрясений, для последних - принесением "великих", неисчислимых жертв. Во всем этом - прямая аналогия с хищниками, выпущенными вдруг по злому умыслу на свободу из местного зоопарка или из заезжего цирка в дотоле мирно спавшем уютном тихом провинциальном городке.)...
         Существуют два крупных смежных заблуждения, и хотя они уже достаточно толково разъяснены психологами, но тем не менее человечество продолжает находиться в состоянии некоего самообмана, пришедшего на смену прежнему дремучему неведению в этой области человеческих чувств.
         Во-первых, это знаменитая соправительница мира ("напарница голода") "любовь", которая на самом деле является не чем иным, как до некоторой степени специфическим оформлением агрессивных устремлений на человека, желанием как бы безраздельно "присвоить" его себе и никому не отдавать, оберегая его с помощью "противоугонного" механизма ревности. Совершенно естественно полагать, что особенно сильно подобного рода чувство должно бы проявляться у хищных гоминид. Так оно и есть: эти "пылкие ухажеры" способны на что угодно, на любое преступление, вплоть до убийства, ради овладения объектом своей "горячей любви", не говоря уже о каком-нибудь там пустяковом зверском избиении соперника или же самого предмета своего "высокого чувства".
         Все люди раньше или позже испытывают чувство любви, являющееся психологической надстройкой над либидоносным биологическим базисом личности. Но это - по большей части романтическое, нежное - чувство в корне отличается от граничащих с умопомешательством ощущений половозрелых суперанималов и суггесторов, обуреваемых "любовью". Кстати, одна из "вечных тем" искусства, поэзии и литературы эксплуатирует именно этот феномен: "любовь (доводящая кого-то) до гроба". Нехищный же аналог любви - это дружба, покровительство, жалость (в народе не случайно бытует именно этот эквивалент понятия "любовь", и это отнюдь не синоним), соответствующие уровню агрессивности, достаточной для самообороны и защиты близких, и именно такой ее направленности.
         И во-вторых, здесь же рядом прослеживается неразрывная связь, если не тождественность, таких чувств, как нежность и ненависть, имеющих, как это становится ясным, общие психологические корни: "от любви до ненависти один шаг" (понятно, что в полной мере все это может относиться только к хищным гоминидам, но оказывается, что то же самое присуще и нехищным женщинам). Отсюда следует чисто математический вывод (соответствующий решению школьной пропорции а:b = с:х) о том, что пресловутое "добро" - то самое, которое "с кулаками", - в своем "техническом", психосоматическом оформлении есть точно такая же агрессивность, как и в случаях откровенно выраженного, не маскируемого "зла". Например, дважды знаменитый лейтенант П. Шмидт в детстве был подвержен беспричинным спорадическим припадкам: приступам необыкновенно сильной нежности к окружающим, тем не менее он легко смог найти себя на поприще смертельной борьбы.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»