«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 63%

         Собиратель народных легенд Владимир Дмитриевич ЦЫБИН в своем трактате о кладах и волшебных заклинаниях способность кладов "водить людей за нос" вообще считает за первейшее свойство заговоренного и закопанного в землю добра. Цыбин даже перечисляет и пытается классифицировать эти способы противодействия людям, никак не объясняя их. Но опять-таки, стоит присмотреться к этим волшебным свойствам с позиции физики, и почти все способы "вождения за нос" кладокопателей, будь то случаи, когда люди блуждают на пустом месте "в трех соснах" или когда они входят в дверь "и не могут в нее войти", так или иначе, могут быть связаны с искривлением Пространства-Времени. Все с тем же "темпоральным оружием"?
         С удовольствием полистал монографию о кладоискательстве, и через несколько страниц - опять наткнулся на тех же героев: клад, люди и Время. История начинается так: в городе Токмаке старику Чернышеву, человеку несуеверному, насмешливому и зажиточному (сын у него был послом в Бразилии), три раза привиделся один и тот же сон, будто явился к нему покойный родитель и сказал:
         -На ближних сыртах схоронен мною клад. Открыть я тебе его не успел. Теперь он меня мучает там, где я теперь живу. Спаси меня - иди туда и открой. Там есть приметное место - большой камень, ты подрой его...
         Чернышев посмеялся над этим своим сном. Через неделю родитель опять пришел во сне и то же самое сказал Чернышеву. Тот и вовсе расстроился. и сказал себе: "Покойники снятся к перемене погоды"... В третий раз отец вовсе пришел во сне расстроенный и, сказав то же самое, отхлестал старика Чернышева ремнем:
         - Вот тебе, неслух, к перемене погоды!
         Проснулся Чернышев, мягкое место болит - рубцы синеют. "Что-то не так!- решил он.- Рубцы-то вправдашние". Собрался и пошел на то место верстах в пяти от города. Стал он рыть - и тут его затмило, голос услышал:
         - Чего ты, старик, могилу стал копать? Не рано ли?
         Оглянулся - никого. Он опять принялся рыть. Опять голос из воздуха соткался. И в третий раз голос из воздуха остерег его. А он в ответ:
         - Ах, тютюнь-растютюнь, глотка ветряная.
         Тут его что-то как ударило - ворона села на лопатку. Ему бы перекрестить ее, но старик давно отвергся от веры. Кинул он в ворону комком земли, задел за крыло - одно перышко отлетело и стало золотой цепочкой. Чернышев подхватил ее и драпу. Побежал к городу, а вышло - в горы. Там на горе дома стоят, и его избу видно - высокая. Он назад, а местность вокруг другая: леса сосновые, и в них люди с тремя лицами на голове. Глянул он в ручей, а там люди текут, и каждый держит на груди свое лицо, и спереди головы - лицо, и лицо с лицом разговаривают и смеются, а его, Чернышева, отражения в воде нет.
         - Как же так - меня нету?
         Тут он прочитал молитву - проняло. Все исчезло. А он еще только за город вышел, и лопатка чистая, новенькая, в смазке, как прежде. Он и вернулся назад. Жена зовет завтракать. Чернышев и говорит:
         - Я за город сейчас выходил, согласно своему сну.
         - Да что ты,- говорит ему жена.- Ты и отлучался-то всего на минутку.
         - А где же я был?
         - В сарае инструмент проверял.
         Ему потом и сказали, что нужно в церкви помянуть родителя и клад с него снять в церкви. Так и сделал и долго еще гадал, что же это с ним происходило. И, как человек читающий, с философской склонностью, определил: "Землю, должно быть, не довернуло, а потом довернуло, ну, я, мол, и попал в зазор..." А что, уловил, уяснил что-то старик: "Земля с Солнцем всякий миг находится в новой космической зоне..."
         Такую расшифровку этого происшествия оставим на стариковской совести, скажу лишь, что разобраться здесь у современной науки шансов не больше, чем у того токмаковского деда.
         Еще одну чудную и странную историю Цыбин записал в русском Семиречье в пятидесятых годах, а рассказал ее охотник и бахчевник Яков Фомич МУХОВНИКОВ: "Пошел я раз на охоту, в сентябре это было на двенадцатое число, день моей женитьбы. Оттого и запомнил число. Иду, значит, по горам по первозорью. Небо чистое, земля чистая. Никого. Всхожу на Календарь-гору, на самую высокую скалу над пропастью. Вижу - сидит на скале цыган не цыган в киргизском чапане. Вскинул я глаза на него: сидит человек с удочкой в руках, грузило в пропасть закинуто. "Что удит? Воздух из пропасти? - так думаю.- Понятно, сумасшедший". Укрепил собственный дух такой мыслью и спрашиваю, а бердан свой держу с должной чуткостью:
         - Чего, мил человек, удишь? Без воды рыбка не клюет?
         - Ловлю,- говорит,- каменную селедку, курам на водку.
         "Ты балагур для кур,- говорю я сам себе,- а я сдурачу: кувырь-кувырь, пили личих-вирь?" Однако, что-то неладное. Собака моя на него не заурчала. А что, если этот удильщик не рыбак, а волхв?
         - И я такой!- ему говорю.- Хожу с клюкой. Мух пас, нашел кошелек-самотряс и кнут-самопас. Видел - вошь в железе и подсолнух на протезе, черт тебя б сглазил, чтоб с камня не слазил.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»