«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 2%

         Вы не защитили даже своих ближайших товарищей по работе - ни Лигачева, ни Рыжкова, ни Афанасьева, ни хотя бы того же Яковлева, которого вы принародно на Ивановской площади Кремля называли Сашей. Конечно, каждый из них за что-то заслуживает критики, но ведь не зря Тарас Бульба (кстати, как и вы, полковник) говорил: "Нет уз святее товарищества!.. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей". Нет, не зря так говаривал беспартийный полковник Бульба. (Аплодисменты.)
         Вы помните, как казнили попавшего в плен его сына Остапа? "Палач сдернул с него ветхие лохмотья: ему увязали руки и ноги в нарочно сделанные станки... Напрасно король и многие рыцари, просветленные умом и душой, представляли, что подобная жестокость наказаний может только разжечь мщение казацкой нации. Но власть короля и иных мнений была ничто перед беспорядком и дерзкой волею государственных магнатов, которые своей необдуманностью, непостижимым отсутствием всякой дальновидности, детским самолюбием и ничтожною гордостью превратили сейм в сатиру на правление..." Не знакомо ли вам, Михаил Сергеевич, все это по нынешней поре: и жестокость, и мщение, и необдуманность, недальновидность, ничтожная гордость и, наконец, сейм, превращенный в сатиру на правление?
         "Остап выносил терзания и пытки как исполин. Ни крика, ни стона не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему руки и ноги, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленных зрителей... Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, одобрительно говорил: "Добре, сынку, добре!"
         Но когда подвели Остапа к последним смертным мукам - казалось, будто стала подаваться его сила... "О Боже! - повел он очами вокруг себя. - Все неведомые, все чужие лица!" Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы услышать рыданий и сокрушений слабой матери или безумных воплей супруги, хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою, и воскликнул в душевной немощи:
         - Батько! Где ты? Слышишь ли ты?
         - Слышу! - раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно мгновение вздрогнул..." (Взрыв аплодисментов.)
         Не так ли и нашу Родину возводят ныне на эшафот, не так ли и ей ломают руки да ноги, не так ли и к вам, президент, несутся, заглушая ужасный хряск, отчаянные клики со всех концов державы на всех языках, что ни есть в ней: "Батько! Где ты! Слышишь ли ты?" Если раздавалось бы в ответ громовое полковничье "Слышу!", то весь трехсотмиллионный народ вздрогнул бы в одно мгновение и воспрял духом. Но нет никакого ответа, и только летят над страной, словно из уст Андрия, мертвые слова: "консенсус"... "приватизация"... "чубайс"... "ваучер"... Вот что я, капитан запаса, хотел сказать с этой всероссийской трибуны вам, полковник. (Бурные аплодисменты.)
         P. S. Выступивший с репликой народный депутат СССР, Герой Социалистического Труда, дважды лауреат Государственной премии Виктор Астафьев назвал мое выступление "диким вздором, недостойным этого собрания и всего человечества" (Известия. 1990. 16 декабря). Из стенографического отчета о съезде (Литературная Россия. 1990. No 50-52) выступление было изъято. Впервые опубликовано в журнале "Кубань", No 1, 1991 г.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»