«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 17%

         Наконец, вот что сказал и сам Валентин Распутин: "Солженицын - избранник российского неба и российской земли... Его голос раздался для жаждущих правды как гром среди ясного неба... Великий изгнанник... Пророк..."
         Все цитаты из "НС" за 1990 год. За такие песнопения и я, не скупясь, отстегнул бы 25 тысяч заморских, окажись они у меня в заначке от жены...
         И все эти акафисты литературных звезд, как и само "Колесо", повторяю, даны тиражом в 500 тысяч. А статья безвестного В. Нилова - 13 тысяч, то есть почти в сорок раз меньше. И однако же какой всплеск благородного негодования, какая чувствительность! Словно академика Шафаревича наконец в солдаты забрили, а у Распутина один орден Ленина отняли...
         Тут, пожалуй, пора внятно сказать о дважды уже упомянутых 25 тысячах. Г. Бондаренко, сын Владимира, в репортаже о церемонии вручения премии, напечатанном в "Дне литературы", выразил намерение "снять какую-то нездоровую суету вокруг Солженицынской премии этого года в литературных кругах (как всегда (!) вокруг того, что касается, простите, денег!). Я, простите, никакой суеты не заметил. Во-первых, по нынешним временам в мире публичности это деньги не такие уж большие, чтобы из-за них суетиться аж целым "кругам". Вот когда Бунин получил Нобелевскую, тех довоенных долларов, то действительно суетилась почти вся русская литературная эмиграция. Но дело не в этом, а в том, что автор по молодости лет глубоко ошибается, уверяя, будто у нас в литературных кругах "всегда" при денежных премиях затевается "нездоровая суета". Может быть, так стало сейчас и в тех кругах, которые Бондаренко знает лучше, чем я. Но в тех кругах, в которых свою долгую литературную жизнь прожил я сам, были, конечно, толки и споры о справедливости той или иной премии, но о денежном содержании - никогда. Получали, например, Сталинские и Государственные премии Асеев, Шолохов, Уланова, Шостакович... Позже - Смеляков, Шукшин, Федор Абрамов, Распутин... В моих кругах только радовались этому и в карман лауреатам не заглядывали. Это были честные деньги.
         И ныне нас интересует не сумма премии, а то, как возникла, казалось бы, очень странная близость, общность, даже любовь Распутина к Солженицыну и какова природа сего феномена. Г. Бондаренко в упомянутом репортаже пишет об этом так: "Солженицына и Распутина, не сверстников, все же объединяет самое голодное и тяжкое для них обоих послевоенное время: для первого - время Экибастузского особого лагеря, для второго - время несытого сибирского детства". Пардон, но ведь это время "объединяет" миллионы - и что? Может, голод "объединил" Распутина и с Горбачевым, почти года два находившимся в оккупации? Они и по возрасту гораздо ближе. А тогда почему не "объединил", допустим, с Ярославом Смеляковым, голодавшим и в финском плену, и в наших лагерях при всех режимах? Но важно еще вот что: я не знаю, каким было детство Распутина, но Солженицын за всю свою жизнь никогда не бедствовал, не голодал и не знал нужды. До войны, в школьную и студенческую пору, за спиной работящей матери он в отличие от большинства сверстников так благоденствовал, что едва ли не каждый год проводил каникулы в увлекательных туристских походах: то на лодке по Волге, то опять же на велосипедах по дорогам Крыма, то пешочком по сказочным тропам Кавказа или шляхам Украины... А сверстники все каникулы обливались потом на самых черных работах, чтобы скопить на учебу. Ну, во время войны всем приходилось туго, и вполне возможно, что в обозной роте, а потом в военном училище, где Солженицын провел почти два первых года войны, и он затягивал ремень потуже. Однако, оказавшись весной 1943 года на фронте, он, офицер, уж конечно, не ел конину, как приходилось нам, солдатушкам, допустим, той же весной под Сухиничами, что, впрочем, тоже не было голодом. Ведь не от голодной и не от смертельно опасной жизни послал он денщика за две тысячи верст в Ростов, и тот (после войны ловкач укатил то ли в США, то ли в Израиль) по умело состряпанным фальшивым документам привез Солженицыну прямо в уютную землянку молодую жену.
         Супруги гуляли по лесу, стреляли ворон, фотографировались, читали вслух "Жизнь Матвея Кожемякина", и жена переписывала собственные творения мужа, здесь же, под бомбами и снарядами, между атак написанные. Так продолжалось до тех пор, пока не назначили нового командира дивизиона, не терпевшего в землянках своих офицеров баб да еще с поддельными документами.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»