«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 75%

         "Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
         - Ты что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец нашего отца, наш дедушка носил на всех войнах...
         - Ежели он не в два пуда... - сказал князь Андрей, но в ту же минуту раскаялся.
         - Против твоей воли он спасет и помилует тебя, - сказала княжна Марья дрожащим от волнения голосом, держа перед братом овальный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы".
         В "Тихом Доне" большевик Бунчук, восемь лет не бывший дома, на один день приехал с фронта к матери. И вот день пролетел. Прощание с матерью. "Она торопясь сняла с себя нательный маленький крест и, целуя сына, крестя его, надела на шею. Заправляла гайтан за воротник, а пальцы прыгали, кололи холодком.
         - Носи, Илюша. Это - святого Николая Мирликийского. Защити и спаси, святой угодник - милостивец, укрой и оборони".
         А в пору войны, выпавшей на нашу долю, мы пели:

         В кармане маленьком моем
         Есть карточка твоя.
         Так значит, мы всегда вдвоем
         Моя любимая...

         И была ещё скорбная песня о том, что

         Мне привез из-под Воронежа сосед
         Шелком шитый,
         Кровью крашенный кисет...

         А вот что нам изобразили в "Саге". Супруги прощаются почему-то не дома, не у военкомата, не на вокзале, как мы все прощались, а на скамейке у Патриаршего пруда, да еще и встретиться после войны планируют опять же здесь, на данной скамеечке. Знаю я сию скамеечку, знаю, некогда сиживал на ней: жил рядом - в угловом доме на Ермолаевском, в ста метрах от пруда. А за скамеечкой-то - павильон, где зимой выдавались коньки. Брал я их, на скамейке надевал и под лихую песенку ("Догони, догони!..") радостно скользил (не один, конечно!) по льду Патриаршего. Возможно, авторы "Саги" не знают, что когда-то по этому льду скользили Константин Левин и прелестная Кити Щербацкая. Им просто нужна была уединенная скамеечка для интимного разговора их героев. Нина тоже дарит на прощанье уходящему на войну мужу некий "образок" в виде весьма неординарной загадки: "Как ты думаешь, милый, я тебе изменяла или не изменяла?" Ничего себе подарочек! Савва, а он ее обожает, естественно, ошалел. Она же, аттестуемая как "тонкая кость", "аристократка", будучи уверена, что ее святая правда поможет мужу во всех тяготах и опасностях войны, сообщает: "Да, милый, случалось, и не раз. Но больше - ни-ни. Завязала. Иди сражайся и будь непобедимым". И он ушел с этим двухпудовым "образком" в душе на войну и не вернулся, что совсем не удивительно.
         Что же такое мы увидели? Это не просто душевная тупость, а тупость с претензией на лирику (скамейка у пруда) и на психологизм (человек сложен и, увы, грешен!). Справедливости ради должен заметить, что в романе сей ошеломительно аристократической сцены у пруда нет. Это персональный вклад в золотой фонд русского кино сценариста и режиссера.
         Интересно, а что думает наш инженер человеческих душ и о такой еще сцене. У одного из главных героев романа, у липового маршала Никиты Градова была на фронте молодая возлюбленная Тася, "всю войну прошли вместе", говорит она. В сущности, была настоящей женой. А опостылевшая жена по паспорту оставалась в Москве. Что ж, дело житейское, бывало такое. В конце войны маршал погибает так же нелепо, как стал маршалом и дважды Героем, а Тася остается беременной и уезжает домой. Родив сына и потом выйдя замуж, она через несколько лет едет с мальчиком в Москву и является к сыну маршала Борису с просьбой устроить мальца, то есть его единокровного брата, в пансионат, ибо она с мужем завербовалась куда-то на Север за длинным рублем. Нет, отвечает благородный Борис, никаких пансионатов, мой брат будет расти у бабушки в роскошном доме в Серебряном Бору. Прекрасно!

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»