«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 59%

         Во-вторых, когда, где, кому Сталин это сказал? Очередное профессорское вранье! А ведь старый уже, поди, человек...
         Млечин душевно беседует не только с процветающими профессорами, но и с покойными академиками. Например, уверяет: "В 1947 году Ландау так определил положение советской науки.. У нас наука окончательно проституирована... Науку у нас не понимают и не любят, что и не удивительно, так как ею руководят слесари, плотники, столяры". Автор не соображает, каким идиотом и мерзавцем представил здесь известного ученого... Главный штаб по руководству наукой, естественно, Академия Наук. С 1917 года по 1925 ее президентом был выдающийся ученый А. П. Карпинский, ставший академиком еще за двадцать лет до революции. Это он не любил науку? Это его Ландау считал слесарем? Затем последовала плеяда блистательных имен: В. Л. Комаров, С. И. Вавилов, А. Н. Несмеянов, М. В. Келдыш, А. П. Александров... Это они не понимали науку? Эти их Ландау поносил как плотников? А академики Королев, Курчатов, - над ними он глумился как над столярами?
         Это с одной стороны. А с другой, как же при столь злобной вражде к Советской власти, Ландау мог радостно принимать ее щедрые дары: став академиком в 38 лет, уже после приведенного заявления получил три Сталинских премии, звание Героя социалистического труда, Ленинскую премию и кучу орденов? И потом ни от чего не отказался. На месте родственников покойного Л. Д. Ландау за такой его портрет я подал бы в суд на Млечина.
         От дурости этого свистуна нет спасения даже людям трагической судьбы. Смотрите: "Михоэлс сам понимал, что о ширма. Когда западные корреспонденты говорили, что в Советском Союзе процветает антисемитизм, партийные руководители отвечали: а Михоэлс?" Тут представлены полными идиотами не только ненавистные автору руководители, но и обожаемый им артист, ибо он прекрасно знал, что на вопрос об антисемитизме руководители могли кое-что еще и добавить: а Эренбург? а Пастернак? а Светлов? а Плисецкая? а Самосуд и Рейзен? а Дунаевский и Бондаревский? а Ромм и Роом? а Раневская и Райкин? а Драгунский и Крейзер? а Михаил Млечин и его блистательный сын Леонид?.. И так могли бы они акать до второго пришествия. Но и тогда не успели бы перечислить всех еврейского происхождения писателей, ученых, артистов, военных, обильно взысканных щедротами Советской власти...
         Как ни увлекательны прогулки по оранжереям млечинской эрудиции, но меня и в этой его книге все-таки больше интересует тема армии и Великой Отечественной войны.
         Вот она началась... Жуков писал в "Воспоминаниях", что вечером 21 июня начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев доложил ему о немецком перебежчике, который говорил о готовности немецкой армии утром начать вторжение. Млечин уверяет, что Пуркаев звонил не 21-го, а "в десять минут четвертого утра 22 июня", т. е. когда немцы уже бомбили наши города. И вот, мол, в этот же день "без десяти девять вечера руководители Наркомата обороны вошли в кабинет Сталина". Как видим, проволынили и все это время уже полыхала война, а они неизвестно чем занимались и только теперь явились. И что же? "Сталин, нахмурившись (Млечин сам это видел), сказал: "Ну что, за разрешением на подпись пришли, что ли?" Какая подпись? Чья? Зачем?
         И тут, говорит, "в половине двенадцатого ночи", естественно, того же 22 июня была составлена директива N1...
         Все это лютое невежество или сознательное вранье: известие о перебежчике Жуков получил, конечно же, 21-го, а не 22 июня, директива N1 была составлена в ночь на 22-е, и ее "передача в округа была закончена в 00. 30 минут 22 июня" (Жуков, с. 234).

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»