«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 38%

         Оправдание своего молчания и бездеятельности ссылкой на рукописи - удачнейшая находка. Он то и дело прибегает к ней: "Я способен крикнуть! Но вот что: главный ли это крик? Надо горло беречь для главного крика". Да, такое заботливое бережение своего горла - это поистине нерусская выдержка, совершенно чуждая нашей литературе. Как бы она выглядела ныне, если бы, допустим, Радищев, написав "Путешествие из Петербурга в Москву", Пушкин - оду "Вольность", Лермонтов - "Смерть поэта", Толстой - "Не могу молчать", - если все они вдруг задумались бы: "А главный ли это крик?" и, решив, что нет, ещё не главный, убрали бы написанное подальше в письменный стол?
         Даже и от своих разлюбезных дружков-единомышленников Ветров отворачивается все с тем же аргументом на устах: "Я не заступился за Буковского, арестованного в ту весну. Не заступился за Григоренко. Ни за кого. Я вел свой дальний счет сроков и действий... Я не защищал и Максимова, как остальных, все потому же..." Ну, другой вопрос, кому бы помогли его заступничество и защита, да и кому они вообще были нужны: припарки, как известно, помогают не всем. И всегда он молчал и таился не только и не столько потому, что "мала аудитория" или беспокоился за свои рукописи, а главным образом, в первую очередь потому, что дрожал за себя, за свою шкуру, за свою ряшку. Да, именно в ряшке вся суть.
         Постоянной, нежной и ревнивой заботой именно о помянутом драгоценном предмете, о ряшке, и объясняется тот удивительный факт, что за все годы лагерей и ссылки Солженицын ни разу не выразил никакого протеста или хотя бы недовольства, не нарушил распорядка, не переступил рамок дисциплины, как это случалось порой с другими.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»