«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»

Прочитано: 60%

         Бондаренко: Может быть, эта необходимость заставляла писателя находить глубинный язык, добиваться большей художественности образов. Всю правду высказать через образ героя, минуя слова и мысли, минуя голую публицистику, так всегда и возникают совершенные тексты.
         Белов: Я не знаю, у всех писателей по-разному. Например, Вячеслав Дёгтев ведёт себя в соответствии со своим характером и даром, а Дмитрий Балашов вёл себя совсем по-другому. Все находят свой выход. Нет одинаковых писателей. Если человек почувствовал в себе эту природную одарённость, он уже дальше будет выявлять её исключительно своим способом. В том числе и с цензурой бороться по-разному.
         Бондаренко: Но есть же близкие по духу писатели, по образу мысли, по направленности, в конце концов, по национальному мироощущению. Кто тебе был близок в литературе, с кем ты общался, не чувствуя чужести, был откровенен до конца?
         Белов: Я чувствовал всегда сильное влияние своего старшего друга, может, даже наставника - Александра Яшина. Мы были очень близки с Фёдором Абрамовым, Василием Шукшиным, Николаем Рубцовым. А если взять мою раннюю пору, то на меня всегда очень сильно влиял Борис Шергин, изумительный архангелогородский писатель.
         Да и мыслитель тоже. Он и сейчас на меня влияет. Всегда лежит его книжечка мудрых мыслей на столе. Шергин для меня был примером, образцом в литературе. Образцом писательства. Если почитаешь его всяческую поморщину, такую образность находишь, такие сюжеты смелые и неожиданные. Борис Шергин - это далеко не прочитанный и недооценённый русский классик. И главное, я его с детства люблю читать. Как научился читать, так мне попал в руки Шергин, и я с ним не расстаюсь. Жалко, что я с ним так и не встретился. Знал же, что он живёт в Москве, мог его найти, как находили его Юра Галкин или Володя Личутин. Я всё время собирался сходить к нему. А стеснялся. Представь себе, стеснялся. Я вроде и дерзкий, как ты говоришь, а всю жизнь стеснительный был. Меня кто хвалит, а я стесняюсь. Вот иду на выставке Ильи Глазунова, а он издали увидел меня, а там на открытии масса всяких политиков, знаменитостей было, и кричит, вот идёт такой-то гениальный Белов. А мне хоть сквозь землю провалиться, как так можно при всех кричать. Хоть с выставки убегай. Вот и Шергину стыдно было мне как-то помешать, позвонить, сходить к нему со своими разговорами. Всё откладывал и откладывал. Так и дооткладывался до той поры, когда Шергин ушёл из жизни. Теперь стыдно, что не успел сходить к нему. Небось, не чужой бы был.
         Бондаренко: Очевидно, такие моменты были в жизни каждого писателя. Я, скажем, сожалею, что не успел встретиться с Шукшиным, а была возможность, что с Георгием Свиридовым так и не сделал беседу, хотя и договаривались с ним об этом, стыдно, что маму не привёз на свой юбилей из Петрозаводска. Дай Бог теперь ещё успеть нам всем сделать то, что должны, что можем. Всё-таки русский писатель никогда не живёт и не пишет для себя одного, в собственное удовольствие, это была бы смерть русской литературы. Даже Владимир Сорокин нынче признался, что для него содержание стало важнее формы, значит, для чего-то пишет. Кому-то хочет передать своё содержание, свои мысли. Так что провалились все попытки новых идеологов изменить менталитет русского писателя. Увести его от жизни. Уверен, восстановится и привычный литературоцентризм, с которым так долго боролись все отечественные литературные либералы. Вот и твоё слово, думаю, ещё услышат многие поколения читателей.

«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»